БЛАГОСТЬ

Присоединяю свой голос к обсуждаемой теме расцерковления.

 

Игумен Петр (Мещеринов) определил расцерковление как выход человека из внешней, православной по виду, субкультуры, при том, что он сохраняет внутреннюю ориентацию на Христа и продолжает сам ассоциировать себя с Православием… Я хотел бы поговорить подробнее о тех причинах, которые могут сегодня равно гнать человека наружу вон из вчера «своей» церковной среды, так и не пускать – именно при наличии его личной устремленности – в лоно Церкви.
В первых и в главных, – это совершенно справедливо замечает о. Петр – проблема заключается в том, что православная церковность стремится заключить себя в рамки некоей одной субкультуры – вместо того, чтобы объединять и синтезировать в себе многие и разнообразные культуры.
Христианин, принужденный к рамкам доминирующей субкультуры, если при этом остается приверженцем культуры иной – он неизбежно будет испытывать на себе внешнее и внутреннее давление к выходу из церковного сообщества.
Обидно только, что выход этот будет происходить не по причинам мировоззренческим, а лишь по причине культурной несовместимости.
Церковное сообщество сегодня не производит впечатления матери, готовой облобызать всякого своего сына, равно всем детям уделить внимание и любовь. Церковь сегодня представляет собой субкультуру, которая преломляет через себя и навязывает привычки и вкусы того большинства, которое на текущий момент составляет подавляющую статистическую массу прихожан. Кто составляет сегодня «голосующее» большинство в Церкви?..
Наша Церковь сегодня – это Церковь обывательницы возраста старше среднего. Когда-то о. Андрей Кураев, опираясь на неназванные социологические опросы, утверждал, что наша Церковь – это церковь не народа, а интеллигенции. Может, так и было в 90-е годы. Но сейчас по-другому.
В Церкви, которая видит своим призванием удовлетворение потребностей мещанки и обывательницы – в ней нет места яппи с айподом.
Яппи с айподом, даже если и найдет для себя подходящий приход и духовника с айподом, даже если по выходным будет напускать на себя простоватый вид, все равно будет испытывать центробежное давление среды, в которой спасение мыслится посредством сухариков из горшочка преподобного Серафима и тапочек, освященных на мощах преподобного Александра Свирского («…Я купила в монастыре специальный тапочек, освященный на мощах Александра Свирского (тапочки уложены рядами прямо вдоль мощей), когда прикладываешься, их хорошо видно. Теперь надеваю на ногу…»).
Я не против сухариков, я двумя руками за, если они кому-то нужны. Пусть будет, как в «Молитве» Окуджавы: «мудрому дай голову, трусливому дай коня» . Проблема в том, что почитатели сухариков не способны оставить место в церковной жизни человеку с айподом. Сухарики и горшочки приняты единственной нормой Православия, все прочее – в той или иной степени допустимости – отклонением.
В таких ограничениях – один из стимулов расцерковления. Обидный, повторюсь, стимул. Обидный, наверное, как и любое расцерковление… Церковь, призванная к мультикультурности, точнее, к Духу, объединяющему культуры («…несть Еллин, ни Иудей, обрезание и необрезание, варвар и Скиф, раб и свободь, но всяческая и во всех Христос», Кол. 3, 11), тем не менее, зафиксировав как норму одну субкультуру, отсекает субкультуры иные…
Однажды Россия уже прошла по этому болезненному пути. Русское духовенство к 19-му веку фактически окончательно признало нормой бытовую культуру крестьянства, поповства и мещанства, таким образом отсекло дворянству, а затем и интеллигенции путь причастия Спасителю через Церковь. К началу 20-го века это привело к тому, что из церковных людей лишь единицы оказались способны – а желания, похоже, не имел никто – на то, чтобы вести диалог с интеллигенцией – о чем рассказывает печальная история религиозно-философских обществ и кружков.
Ныне история готова повториться с пугающей регулярностью. Как ни странно, но все еще продолжается дискуссия о взаимоотношениях церковного сообщества и рок-музыки. Наверное, она скоро закончится – когда естественным путем оппонентов вытеснит поколение, воспитанное на Deep Purple и Led Zeppelin.
Но пока споры продолжаются, и Церковь отчетливо не высказалась о том, что бит и фузз не противоречит ни одной из заповедей блаженств – сколько за это время мы потеряем личного состава воинов Христовых?
Обывательницы в возрасте не слушают Богушевскую, они слушают Баскова или – в случае более глубокого воцерковления – слезливое пение на православном материале. И опять включается знакомая схема: их большинство, поэтому социокультурные нормы простого большинства интерпретируются церковным сообществом как норма духовная. На этой подмене духовного – культурой, точнее, субкультурой – и работает механизм дальнейшей провокации расцерковления.
Доминирующая в Церкви субкультура, в которой принят культ самоварного золота, в которой некачественная беллетристика – «…позвякивание смолкло…» – лидирует по тиражам, в которой пользутся спросом пугающая масляная иконография, обрекает другие субкультуры либо на невозможность вхождения в Церковь, либо на тяжелый внутренний конфликт.
Человек ставится перед выбором: либо отказ от церковности, либо отказ от культурной самоидентификации, которая является частью самоидентификации личностной. Если кто-то скажет, что здесь встает вопрос о жертве, жертве в сакральном смысле: человек призывается к пожертвованию собой и приоритетной культурой ради пребывания в Церкви Христовой…
Я не соглашусь с такой обобщающей постановкой вопроса.
Во-первых, Церковь в принципе не должна обрекать человека на такой нечестный выбор.
Во-вторых, выбор ставится по сути не в пользу Церкви, которая Христова Невеста, а в пользу лишь одной из возможных интерпретаций церковности. И если это так, то автоматически снижается онтологический уровень жертвы: из жертвы Богу она превращается в жертву… чему?.. Местночтимым привычкам? Вкусам толпы? Удобству настоятеля?..
С таким изоляцинистским подходом за бортом Церкви рискует остаться вся молодежная культура. И молодежь вслед за своей культурой… В церкви просто не существует места, где технически может быть осуществлен диалог с молодежью: потенциальные собеседники разговаривают на разных языках. Церковная миссия в молодежной среде выглядит как спорадические неумелые вспышки активности, направленной, скорее, не на эффективную проповедь, а на заполнение отчетов для консисторских отделов «по работе с молодежью».
Если цель будничной жизни Церкви – ублажение обывательницы, то туда же, прочь из церковных стен, отправятся представители цивилизации офисных карьеристов. Туда же – работники индустрии гламура. Вы не любите гламур и морщитесь при его упоминании? Это, пожалуйста – но у себя на кухне. А Церковь призвана проповедовать всем…
Выдавлены будут и западники, и политические либералы – если в Церкви открыто возьмут вверх, например, монархисты со своими частными точками зрения на то, что самодержавие является единственной достойной одобрения формой политического устройства. Итак, создан универсальный механизм: субкультура церковного большинства по настроению агрессивна в своем неприятии иного и подавляет субкультуры меньшинства.
Это такая глобализация внутри Церкви. Нам же неприятно, что американская культура заставила весь мир пить кока-колу? У нас происходит то же самое: обслуживающие вкусы масс священники заставляют остальную Церковь пить кока-колу «благоукрасительства» и малозначащих елейных словес.